Друг друга мыслями заговаривали.
Писали буквы на руках, счастливые.
Часами долгими в снах разговаривали.
Веселые. В ту же минуту – унылые.
И правдой, и ложью обменивались.
Безвозвратно, тревожно, отчаянно.
Попадали, ничуть не прицеливаясь,
В сердца, бьющиеся нечаянно.
Поджигали не без осторожности
И поддерживали несгораемое.
Поджидали апрельской возможности
Увидеть созданное. Почитаемое.
Благоверное. Умиротворённое.
Поднебесное. Синее. Ясное.
За три дня чистотой окрылённое.
Не обидчивое. Не опасное.
На руках интересно разглядывали
Свои линии чем-то похожие.
Никогда ничего не загадывали.
Изучали их взглядом прохожие.
Из пятого зимнего переросшего
По двадцать восьмое весеннее
Благодарили отца, жизни нёсшего.
Иль не отца, а живое мгновение.
Развязали бесконечно запутанное
И показали на мир весь нежданное.
Быстродействия силой окутанные,
Окунувшиеся в первозданное.
Существование письменно-устное.
Существование их так ранимое.
«Пусть лучше сейчас будет грустное,
Чем позже – невыносимое».
Таша Грузская (Сборник 33)